Таким образом, в действительности законописный арсенал Соборного уложения не настолько совершенен: деление на главы с указанием количества статей и наличие названия у каждой главы имеется, однако этот прием не является чисто тематическим, поскольку кроме названия в большинстве пронумерованных глав указано общее количество статей. Соответственно, глава I имеет своеобразный заголовок, "а в ней девять статей о богохульниках и о церковных мятежниках". Причем этот принцип составления заголовков последовательно не выдержан: в двух заголовках обозначение общего количества статей предшествует названию главы (глава I, XXII), в других главах вслед за названием главы указано количество статей (главы II, XI, XII, XIV, XV и др.), ряд глав имеют только название без указания количества статей (глава II, IV, V и др.). Одна глава "О третейском суде" (между XV и XVI главами) не имеет собственного номера.
Классификация статей по объекту посягательства составителям Уложения неизвестна. Законникам XVI в. доступно наглядно-предметное восприятие обозначаемых социально-правовых явлений. В соответствии с таким подходом-мировосприятием в названиях главы указаны богохульники, мятежники, подельщики и другие учинители наказуемых дел. Определенное исключение в законописном отношении составляют заголовки II и III глав: в них указаны в качестве охраняемых (в тексте - "оберегаемых") благ: государская честь, государское здоровье и государев двор. Эти блага по своей сути являются прототипами объектов уголовно-правовой охраны, которые в современной концепции состава преступления имеют значение объектов посягательства.
Неточным является и представление о существовании в Соборном уложении составов преступлений. Составители Уложения не знают понятий "преступление" и "состав преступления". Они оперируют понятиями наказуемых деяний, чинимых богохульниками, мятежниками, убойцами, бесчинниками (глава I), изменниками, зажигальщиками, изветчиками (глава II), убойцами, татями (глава III) и так далее. Составители Уложения обозначают виновных лиц чаще, чем наказуемые деяния. В главах Уложения в качестве "казнимых" деяний указаны злое умышление, измена, извет, заговор, самовольство, убойство и воровство (главы I - V). Предпочтение отдается фиксации действий, выражаемых глаголами в сочетании с существительными либо без таковых: возложит хулу, не дает совершить литургии, учнет говорить непристойные речи, учнет бити, убьет кого до смерти, ранит, ударит, обесчестит словом (глава I).
Приведенные примеры показывают, что наказуемое (казнимое) деяние воспринимается носителями правового сознания, законниками XVII в. в рамках имевших место казусов, судебных прецедентов и правовых обычаев, поэтому статьи представляют собой "правовые сюжеты", которые напоминают составы преступлений, но таковыми не являются. Привычка к современной терминологии, парадигма современного юридического мышления искажают формальную и содержательную ретроспективу нормативных предписаний прошлых веков, схематизируют известным образом и делают восприятие архаичного права более удобным, но менее точным.
При оценке нормативного качества юридических памятников минувших веков следует исходить из того, что понятие "юридическая техника" и первые представления о законодательной технике появляются в научном обороте в XIX столетии. Составители нормативно-правовых актов Древней и средневековой Руси занимались законописанием, которое не опиралось на средства и приемы законодательной техники. Опорой законописцам служила практика регулирования социально значимых связей, которая облекалась в правовые обычаи, судебные решения, княжеские указы и другие нормативно-правовые формы.
Качество законописания юридических памятников имеет разный уровень, во многом соответствующий уровню социального развития и государственности Руси в разные периоды ее исторического бытия. Соответственно, анализу и оценке подлежит не уровень законодательной техники юридических памятников, а качество законописания ранее действовавших нормативно-правовых актов, их нормативный уровень, который в определенной степени зависит от роста юридических знаний, обусловленных потребностями укрепления государственной власти, в том числе за счет нормативного закрепления запрещенных деяний, установления наказаний, а также лиц, подлежащих казни и опале.
Стереотипное восприятие юридических памятников через призму законодательной техники и современных концептуальных положений дает неожиданные результаты: научные выводы об уровне законодательной техники не соответствуют характеру законописания этих памятников. При этом стираются грани между достижениями прошлого и настоящего в сфере права, хотя эти достижения разделены хронологически рамками нескольких веков. Современные историки права приходят к необоснованному выводу, что "в Соборном уложении проводится различие между понятиями преступление и правонарушение". Специалисты по уголовному праву вполне корректно понятие "преступления" ставят в кавычки, так как в Уложении наказуемые дела обозначены как "лихое дело", "головщина", "вина", "воровство". Эти понятия имеют более узкий смысл, чем понятие "преступление", которое неизвестно составителям Уложения: последние пользуются законописной лексикой своего времени, которая включает в свой состав понятие "наказание", но не выработало такого обобщающего термина, как "преступление".
Наказуемые деяния не воспринимались носителями репрессивного сознания в качестве нарушения предписаний закона, т.е. как преступления или проступки. Сознание законописцев не являлось правовым сознанием в подлинном смысле слова, поэтому его представителям были чужды такие понятия, как "правонарушение" или "преступление" (по смыслу термина - преступление закона). Это сознание имело нормативный характер, в котором сочетались предписания обычаев, морально-религиозные представления и законодательно-приказные установки. Носители средневекового нормативного сознания легко отождествляли грех и вину (ст. 3 главы XXII), закон христианский и градские законы (преамбула Уложения и ст. 4 главы XXII), злое дело и умысел.
Отсутствие понятия "преступление" в Соборном уложении - явление вполне закономерное: главная фигура Уложения - бесчинник (ст. ст. 2, 3, 6 главы I), его деяние воспринимается составителями Уложения как "бесчинство" в пространстве "церкви" (ст. 2 главы I), как "дерзость" в пространстве "государева двора" (ст. 2 и др. главы II), а в ином социальном пространстве - как "воровство" (главы IV, V). Для представителей средневековой Руси XVII века социальное пространство, в котором совершается любое деяние, является показателем наказуемого поведения, определяет его название, зависит от этого социального пространства, локализуется в конкретном социальном пространстве как дело бесчинное, дерзкое либо воровское. При таком подходе каждое обозначение "лихого дела" остается в своем социально-лексическом пространстве. Языковой конструкт, обобщающий набор злодеяний, описанных в Соборном уложении, при таких условиях не осознается и не воспринимается в качестве предельно широкой уголовно-правовой категории под названием "преступление".
Пристрастие авторов к современной терминологии при описании данного юридического памятника, его нормативного содержания и особенностей препятствует его осмыслению, лишает текст исторической достоверности и той хронотипичности, которая ему присуща и составляет отличительные признаки этого акта. Субъективные представления комментаторов Соборного уложения приблизили законописцев-практиков XVII в. к законотворцам-концептуалам XXI в. настолько, что юридический памятник приобрел черты современного Уголовного кодекса с институтами вины, вменяемости, невменяемости, соучастия, неоконченного преступления и так далее. Между тем наши предшественники мыслили другими категориями: вина не рассматривалась как психическое отношение к содеянному, так как отсутствовало понятие психики и науки, объектом которой является этот антропологический феномен. Лица, которых имеет в виду Соборное уложение, действовали с точки зрения законописцев "хитростно" либо "без хитрости", либо "грешным делом". Вменяемость, вменение и другие уголовно-правовые понятия, о которых рассуждают комментаторы Уложения, появились намного позже. Правовые нормы сгруппировались в институты соучастия, неоконченного преступления, обстоятельств, исключающих уголовную ответственность, только с появлением научных представлений об уголовно-правовых категориях. Равным образом уголовная ответственность является юридической конструкцией, которая не существовала во времена Соборного уложения 1649 г.
Категориальный строй Уложения иной. Его инаковость воспринимается современными исследователями как "повторяемость, запутанность и громоздкость уголовного закона" и одновременно как развитое, обобщенное и унифицированное право. В Соборном уложении представлен иной практикализованный способ законописания, который не опирается на доктрину (таковая отсутствует) и технико-юридические приемы (используются приемы практические). Это означает, что оценка нормативно-правовых актов прошлых эпох с позиций современной законодательной техники противоречит принципам критической историографии и неизбежно является условной. Более уместным в таких случаях является текстологический подход, способный ограничить рассмотрение и оценку юридических памятников с точки зрения не существовавших ранее уголовно-правовых концепций.
29 января (8 февраля) 1649 г. Земский собор принял новый свод законов Российского государства — Соборное уложение царя Алексея Михайловича .
Появление этого документа в самом начале правления второго царя из рода Романовых было связано с серьёзным социально-политическим и социально-экономическим кризисом, в результате которого по стране прокатилась волна народных выступлений. Существовавшая в России правовая система не устраивала не только крестьян, посадских людей и рядовых стрельцов, но и дворянство, стремившееся расширить и законодательно закрепить свои права и привилегии.
В июне 1648 г. московские дворяне и верхи посада обратились к царю с просьбой созвать Земский собор для обсуждения накопившихся проблем. На основании совместного решения царя, высшего духовенства и Боярской думы была организована комиссия из 5 человек под руководством князя Н. И. Одоевского, в которую вошли боярин С. В. Прозоровский, окольничий князь Ф. Ф. Волконский и дьяки Г. Леонтьев и Ф. А. Грибоедов.
Комиссии предстояло согласовать между собой все действовавшие нормативные акты и, дополнив их новыми постановлениями, свести в один кодекс. В основу Уложения были положены указные книги приказов, московские судебники, боярские приговоры, коллективные челобитные, выписки из Литовского статута 1588 г., Кормчая книга, заключавшая в себе кодексы и законы греческих царей, постановления вселенских и поместных церковных соборов.
Текст Уложения был представлен для обсуждения и утверждения на специально созванный для этой цели Земский собор, приступивший к работе 1 (11) сентября 1648 г. Царь, Боярская дума и Освящённый собор заседали отдельно от выборных представителей сословий, которыми руководил князь Ю. А. Долгорукий. В процессе обсуждения проект документа подвергся существенной переработке, в результате чего в окончательном варианте появилось 82 новых статьи.
Разбитые на 25 глав 967 статей нового свода законов, в отличие от аналогичных документов предшествующего периода, содержали нормы не только процессуального, но и государственного, гражданского, административного и уголовного права. Уложение впервые определило статус главы государства, порядок государственной службы, виды государственных и уголовных преступлений. Наибольшее внимание было уделено вопросам судопроизводства.
Уложение окончательно утвердило в стране крепостное право, отменив «урочные лета» и объявив сыск беглых крестьян бессрочным. Устанавливалась вечная потомственная зависимость крестьянина, а его имущество признавалось собственностью помещика.
Всё посадское население прикреплялось к посадам и переводилось в разряд податных сословий, но получало в качестве привилегии исключительное право на занятие торгово-промышленной деятельностью.
Уложение серьёзно ограничило права духовенства, которое, за исключением патриарха и его служащих, отныне подлежало суду на общих основаниях и не могло приобретать вотчины. Для управления прежними вотчинами монастырей и духовенства учреждался Монастырский приказ.
В интересах служилого дворянства документ уравнял поместья и вотчины, позволив помещикам владеть и распоряжаться выделенной за службу землёй.
Принятие Уложения было одним из главных достижений царствования Алексея Михайловича. Оно оставалось основным законом Российского государства вплоть до 1830 г.